«Кто не видал Венеции в апреле, тому едва ли знакома вся несказанная прелесть этого волшебного города…» — отрывок из романа Ивана С. Тургенева «Накануне» (1860)

Картина: «Вид на Дворец дожей», Каналетто (1755; Галерея Уффици, Флоренция)
28.02.2021
Отрывок из романа Ивана Сергеевича Тургенева «Накануне» (1860)
“Кто не видал Венеции в апреле, тому едва ли знакома вся несказанная прелесть этого волшебного города. Кротость и мягкость весны идут к Венеции, как яркое солнце лета к великолепной Генуе, как золото и пурпур осени к великому старцу — Риму. Подобно весне, красота Венеции и трогает и возбуждает желания; она томит и дразнит неопытное сердце, как обещание близкого, не загадочного, но таинственного счастия. Всё в ней светло, понятно, и всё обвеяно дремотною дымкой какой-то влюблённой тишины: всё в ней молчит, и всё приветно; всё в ней женственно, начиная с самого имени: недаром ей одной дано название «Прекрасной». Громады дворцов, церквей стоят легки и чудесны, как стройный сон молодого бога; есть что-то сказочное, что-то пленительно странное в зелёно-сером блеске и шелковистых отливах немой волны каналов, в бесшумном беге гондол, в отсутствии грубых городских звуков, грубого стука, треска и гама. «Венеция умирает, Венеция опустела», — говорят вам её жители; но, быть может, этой-то последней прелести, прелести увядания в самом расцвете и торжестве красоты, недоставало ей. Кто её не видел, тот её не знает: ни Каналетто [Каналетто — прозвище итальянского художника-ведутиста Джованни Антонио Каналя (1697–1768). — Прим. Итальянские Слова], ни Гварди [Франческо Гварди (1712–1793) — венецианский живописец. — Прим. Итальянские Слова] (не говоря уже о новейших живописцах) не в силах передать этой серебристой нежности воздуха, этой улетающей и близкой дали, этого дивного созвучия изящнейших очертаний и тающих красок. Отжившему, разбитому жизнию не для чего посещать Венецию: она будет ему горька, как память о несбывшихся мечтах первоначальных дней; но сладка будет она тому, в ком кипят ещё силы, кто чувствует себя благополучным; пусть он принесёт своё счастие под её очарованные небеса, и как бы оно ни было лучезарно, она ещё озолотит его неувядаемым сиянием.
Гондола, в которой сидели Инсаров и Елена, тихонько минула Riva dei Schiavoni [Riva degli Schiavoni — Набережная Скьявони или Славянская набережная — главная набережная Венеции. — Прим. Итальянские Слова], Дворец дожей, Пиаццетту и вошла в Большой канал. С обеих сторон потянулись мраморные дворцы; они, казалось, тихо плыли мимо, едва давая взору обнять и понять все свои красоты. Елена чувствовала себя глубоко счастливою; в лазури её неба стояло одно тёмное облачко — и оно удалялось: Инсарову было гораздо лучше в тот день. Они доплыли до крутой арки Риальто и вернулись назад. Елена боялась холода церквей для Инсарова; но она вспомнила об академии delle Belle arti [Изящных искусств. — Прим. Итальянские Слова] и велела гондольеру ехать туда. Они скоро обошли все залы этого небольшого музея. Не будучи ни знатоками, ни дилетантами, они не останавливались перед каждой картиной, не насиловали себя: какая-то светлая весёлость неожиданно нашла на них. Им вдруг всё показалось очень забавно. (Детям хорошо известно это чувство.) К великому скандалу трёх посетителей — англичан, Елена хохотала до слёз над святым Марком Тинторета, прыгающим с неба, как лягушка в воду, для спасения истязаемого раба; с своей стороны, Инсаров пришёл в восторг от спины и икр того энергического мужа в зелёной хламиде, который стоит на первом плане тициановского «Вознесения» и воздымает руки вослед Мадонны; зато сама Мадонна — прекрасная, сильная женщина, спокойно и величественно стремящаяся в лоно Бога Отца, — поразила и Инсарова и Елену; понравилась им также строгая и святая картина старика Чима да Конельяно.

«Чудо святого Марка», Якопо Тинторетто (1548; Галерея Академии, Венеция)

«Вознесение Марии», Тициан (1516–1518; Собор Санта-Мария Глориоза деи Фрари, Венеция)
Выходя из академии, они ещё раз оглянулись на шедших за ними англичан с длинными, заячьями зубами и висячими бакенбардами — и засмеялись; увидали своего гондольера с куцею курткой и короткими панталонами — и засмеялись; увидали торговку с узелком седых волос на самой вершине головы — и засмеялись пуще прежнего; посмотрели, наконец, друг другу в лицо — и залились смехом, а как только сели в гондолу — крепко, крепко пожали друг другу руку. Они приехали в гостиницу, побежали в свою комнату и велели подать себе обедать. Весёлость не покидала их и за столом. Они потчевали друг друга, пили за здоровье московских приятелей, рукоплескали камериеру за вкусное блюдо рыбы и всё требовали от него живых frutti di mare [Плоды / дары моря; морепродукты. — Прим. Итальянские Слова]; камериере пожимался и шаркал ногами, а выходя от них, покачивал головой и раз даже со вздохом шепнул: «poveretti!» («бедняжки!»). После обеда они отправились в театр.
В театре давали оперу Верди, довольно пошлую, сказать по совести, но уже успевшую облететь все европейские сцены, оперу, хорошо известную нам, русским, — «Травиату» [«La traviata» (буквально: «Заблудшая; сбившаяся с пути») — опера итальянского композитора Джузеппе Верди (1813–1901). — Прим. Итальянские Слова]. Сезон в Венеции минул, и все певцы не возвышались над уровнем посредственности; каждый кричал, во сколько хватало сил. Роль Виолетты исполняла артистка, не имевшая репутации и, судя по холодности к ней публики, мало любимая, но не лишённая дарования. Это была молодая, не очень красивая, черноглазая девушка с не совсем ровным и уже разбитым голосом. Одета она была до наивности пёстро и плохо: красная сетка покрывала её волосы, платье из полинялого голубого атласа давило ей грудь, толстые шведские перчатки восходили до острых локтей; да и где ж было ей, дочери какого-нибудь бергамского пастуха, знать, как одеваются парижские камелии! И держаться на сцене она не умела; но в её игре было много правды и бесхитростной простоты, и пела она с той особенной страстностью выражения и ритма, которая даётся одним италиянцам. Елена и Инсаров сидели вдвоём в тёмной ложе, возле самой сцены; игривое расположение духа, которое нашло на них в академии delle Belle arti, всё ещё не проходило. Когда отец несчастного юноши, попавшего в сети соблазнительницы, появился на сцене в гороховом фраке и взъерошенном белом парике, раскрыл криво рот и, сам заранее смущаясь, выпустил унылое басовое тремоло, они чуть оба не прыснули… Но игра Виолетты подействовала на них.
— Этой бедной девушке почти не хлопают, — сказала Елена, — а я в тысячу раз предпочитаю её какой-нибудь самоуверенной второстепенной знаменитости, которая бы ломалась и кривлялась и всё била бы на эффект. Этой как будто самой не до шутки; посмотри, она не замечает публики.
Инсаров припал к краю ложи и пристально посмотрел на Виолетту.
— Да, — промолвил он, — она не шутит: смертью пахнет.
Елена умолкла.
Начался третий акт. Занавес поднялся… Елена дрогнула при виде этой постели, этих завешенных гардин, стеклянок с лекарством, заслонённой лампы… Вспомнилось ей близкое прошедшее… «А будущее? а настоящее?» — мелькнуло у ней в голове. Как нарочно, в ответ на притворный кашель актрисы раздался в ложе глухой, неподдельный кашель Инсарова… Елена украдкой взглянула на него и тотчас же придала своим чертам выражение безмятежное и спокойное; Инсаров её понял и сам начал улыбаться и чуть-чуть подтягивать пению.
Но он скоро притих. Игра Виолетты становилась всё лучше, всё свободнее. Она отбросила всё постороннее, всё ненужное и нашла себя: редкое, высочайшее счастие для художника! Она вдруг переступила ту черту, которую определить невозможно, но за которой живёт красота. Публика встрепенулась, удивилась. Некрасивая девушка с разбитым голосом начинала забирать её в руки, овладевать ею. Но уже и голос певицы не звучал, как разбитый: он согрелся и окреп. Явился «Альфредо»; радостный крик Виолетты чуть не поднял той бури, имя которой fanatismo и перед которой ничто все наши северные завывания… Мгновение — и публика опять замерла. Начался дуэт, лучший нумер оперы, в котором удалось композитору выразить все сожаления безумно растраченной молодости, последнюю борьбу отчаянной и бессильной любви. Увлечённая, подхваченная дуновением общего сочувствия, с слезами художнической радости и действительного страдания на глазах, певица отдалась поднимавшей её волне, лицо её преобразилось, и перед грозным призраком внезапно приблизившейся смерти с таким, до неба достигающим, порывом моленья исторглись у ней слова: «Lascia mi vivere… morir sì giovane!» («Дай мне жить… умереть такой молодой!»), что весь театр затрещал от бешеных рукоплесканий и восторженных криков.
«Прощайте, прошлого отрадные и дивные мечты» — ария Виолетты из оперы Джузеппе Верди «Травиата» (Лондонская Королевская опера)
Елена вся похолодела. Она начала тихо искать своей рукою руку Инсарова, нашла её и стиснула её крепко. Он ответил на её пожатие; но ни она не посмотрела на него, ни он на неё. Это пожатие не походило на то, которым они, несколько часов тому назад, приветствовали друг друга в гондоле.
Они поплыли в свою гостиницу опять по Canal Grande [Большому каналу. — Прим. Итальянские Слова]. Ночь уже наступила, светлая, мягкая ночь. Те же дворцы потянулись им навстречу, но они казались другими. Те из них, которые освещала луна, золотисто белели, и в самой этой белизне как будто исчезали подробности украшений и очертания окон и балконов; они отчетливее выдавались на зданиях, залитых лёгкой мглою ровной тени. Гондолы с своими маленькими красными огонёчками, казалось, ещё неслышнее и быстрее бежали; таинственно блистали их стальные гребни, таинственно вздымались и опускались вёсла над серебряными рыбками возмущённой струи; там, сям коротко и негромко восклицали гондольеры (они теперь никогда не поют); других звуков почти не было слышно. Гостиница, где жили Инсаров и Елена, находилась на Riva dei Schiavoni; не доезжая до неё, они вышли из гондолы и прошлись несколько раз вокруг площади Святого Марка, под арками, где перед крошечными кофейными толпилось множество праздного народа. Ходить вдвоём с любимым существом в чужом городе, среди чужих, как-то особенно приятно: всё кажется прекрасным и значительным, всем желаешь добра, мира и того же счастия, которым исполнен сам…”
1860 г.
Путешествие по Венеции Каналетто (видео американского аукционного дома Sotheby’s)